В тот же день Деллрей написал заявление с просьбой перевести его в антитеррористический отдел.
Сам Фред Деллрей считал взрывы преступлениями из преступлений. Втайне от коллег он с удовольствием штудировал книги по политике и философии. Он искренне считал, что жадность для американца не порок. Тем более, что в той или иной форме она была движущей силой, управляющей всеми, от Уолл-стрит до Капитолийского Холма. Но если люди, ослепленные наживой, преступали закон, Деллрей с удовольствием преследовал их, не испытывая при этом личной неприязни. Но убивать противников по вере или детей, в вере еще не определившихся, он считал ударом кинжала в спину нации. Сидя после похорон Тоби в своей скромной двухкомнатной квартире в Бруклине, Фред пришел к решению, что ему следует заниматься именно такими преступлениями.
Но, к сожалению, его слава «Хамелеона» катилась далеко впереди него. Бывший лучший оперативный агент Бюро, теперь он оказался буквально незаменимым в плане работы с осведомителями, лучшим на всем Восточном побережье, поэтому начальство и думать не хотело о его переводе в другое, более спокойное подразделение ФБР. Деллрей стал маленькой легендой, именно благодаря ему ФБР могло похвастаться многими недавними победами. Поэтому, хотя и с сожалением, но руководство вынуждено было отвергнуть его настойчивые просьбы и требования о переводе.
Помощник агента прекрасно знал эту историю, поэтому сейчас он со вздохом произнес:
— Как бы мне хотелось помочь тебе, Фред. Но ты уж прости… Однако эти слова подсказали Деллрею, что скала продолжает рушиться. Поэтому Хамелеон прибег к своему коронному номеру и уставился в глаза начальника. Сейчас он пожалел, что в свое время избавился от фальшивого золотого зуба. Уличный парень Деллрей был человек очень серьезный, и взгляда его побаивались во всей округе. В нем сквозило недвусмысленное напоминание: я сделал кое-что для тебя, теперь пришла твоя очередь.
Наконец, ответственный помощник сломался и льстиво пролепетал:
— Дело в том, что нам нужно кое-что…
— Кое-что?
— Хоть какая-то зацепка, а у нас ее нет.
Другими словами, требовалась причина, из-за которой он отобрал бы это дело у нью-йоркской полиции.
Политика, политика… Чтоб ее!..
Деллрей опустил голову, но его темно-карие глаза при этом ни на миллиметр не сдвинулись, продолжая сверлить Билли:
— Послушай, Билли, ведь он срезал плоть с пальца того парня, а потом закопал его живым.
Две твердых руки федерального агента, с переплетенными пальцами сейчас служили подставкой для его решительного волевого подбородка.
— Вот о чем я подумал, — продолжал помощник. — В полиции заместителем комиссара служит некий Экерт. Ты его знаешь? Это мой хороший приятель.
Девушка лежала на носилках. Она закрыла глаза, но находилась в сознании. Она сильно ослабла из-за потери крови и была бледна. Сейчас ей вводили внутривенно глюкозу, чтобы восстановить количество жидкости в организме. Монелл уже могла говорить связно и была на удивление спокойна, если принимать во внимание все то, что с ней произошло.
Сакс вернулась к воротам и теперь стояла молча, уставившись в темноту тоннеля. Она включила рацию и соединилась с Раймом. На этот раз он ответил:
— Как выглядит место преступления? — как бы между прочим, спросил он.
— Мы ее спасли, — коротко бросила Амелия. — Если вас это интересует.
— Прекрасно. Как она себя чувствует?
— Не слишком хорошо.
— Но она жива.
— Едва.
— Ты расстроилась из-за крыс, да, Амелия?
Женщина молчала.
— И еще из-за того, что я не позволил людям Боу сразу же спасти ее? Амелия, ты меня слышишь?
— Да.
— Существует пять факторов, которые осложняют работу на месте преступления и, так сказать, «загрязняют» его. — Амелия отметила, что в его голосе снова зазвучали тихие нотки змея-искусителя. — Это погода, родственники жертвы, сам подозреваемый и охотники за сувенирами. Но последний — самый ужасный. Ты не догадываешься, кто бы это мог быть?
— Говорите.
— Это другие полицейские. Если бы я разрешил им ворваться туда, они уничтожили бы все имеющиеся там следы. А ты теперь знаешь, как надо вести себя на месте преступления. И я не сомневаюсь, что ты сумела все сохранить там в целости.
Сакс не могла промолчать:
— Боюсь, что эта девушка уже никогда не будет такой, как прежде. Крысы бегали по всему ее телу.
— Могу себе представить. Такова уж их природа.
Их природа…
— Но пять или десять минут не могли существенно изменить положение. Она… Щелк! Амелия отключила рацию и зашагала к Уолшу.
— Мне нужно с ней поговорить, — заявила Сакс. — Она не слишком ослабла для этого?
— Нет, мы сделали ей только местную анестезию, чтобы зашить раны и укусы. Правда, через полчаса ей уже потребуется димедрол.
Сакс улыбнулась и наклонилась над Монелл:
— Привет, как дела?
Несмотря на свою полноту, девушка оказалась довольно симпатичной. Она молча кивнула в ответ, показывая, что понимает вопросы и может отвечать.
— Можно, я спрошу тебя кое о чем?
— Да, пожалуйста. Я хочу, чтобы вы его поймали. В этот момент к месту преступления подъехал Селитто и быстрым шагом направился к пострадавшей девушке. Он улыбнулся, но Монелл смотрела на него отсутствующим взглядом. Лон предъявил ей свой значок, к которому она тоже не проявила интереса, потом представился лично.
— С вами все в порядке, мисс? Девушка неопределенно пожала плечами. Изнывая от жары и обливаясь потом, Селитто кивком отозвал Сакс в сторону: